Это свидетельство подтверждается сведениями из другого источника, доказывающими, что для того, чтобы создавать субъективные формы, не обязательно облекать свою мысль в точные образы силой воображения; любое чувство или переживание может найти свое выражение в субъективных формах, независимо от того, знаем ли мы об их существовании.17
Это свидетельство подтверждается сведениями из другого источника, доказывающими, что для того, чтобы создавать субъективные формы, не обязательно облекать свою мысль в точные образы силой воображения; любое чувство или переживание может найти свое выражение в субъективных формах, независимо от того, знаем ли мы об их существовании. И форма, и чувство есть состояния души, и чувство, будучи выражено, будет представлено соответствующей формой.
Мистер Уайтворт, ясновидящий, описывает, как в юности, глядя на немецкого музыканта, играющего на органе, он заметил рой призраков, витающих вокруг клавиатуры, — настоящих духов-лилипутов, фей, гномов, поразительно миниатюрных, но при этом с фигурами и лицами столь же четкими и правильными, как и у "больших" людей в комнате. Среди них были мужчины и женщины в причудливых одеяниях, и их разновидности, наружность и движения менялись в полном согласии с музыкой.
"Как безумно они плясали под быстрые отрывки, как размахивали своими шляпами, украшенными перьями, и в восторге обмахивались ими! Как они носились туда-сюда с безумной скоростью, отбивая ногами такт падавших словно капли дождя аккордов! Но когда музыка переменилась на торжественно-мрачный каданс похоронного марша, они, быстрые как молния, исчезли, и вместо них явились гномы в черных одеяниях, похожих на монашеские рясы, со скорбными лицами пуритан, бредущих в безмолвной, траурной процессии. Удивительнее всего, что во всех чертах этих маленьких лиц отражались настроения, запечатленные в музыке, так что я мог ясно понять мысль и чувство, которые она должна была передать. В безумном взлете трагической мелодии возникла толпа женщин — матери и жены с лицами, залитыми слезами, и растрепанными волосами били себя в грудь и оплакивали умерших, которых они любили. Раздалось бряцание военного марша, и на смену плакальщицам пришли украшенные плюмажами всадники-рыцари со щитами и копьями, а следом — пешие воины, разгоряченные битвой, с руками, обагренными кровью в жестокой схватке. Каждая новая мелодия призывала новую группу духов, а прежние исчезали так же внезапно, как и появились. Когда же возникал диссонанс, появляющиеся призрачные создания оказывались в чем-то уродливыми, с непропорциональными руками или ногами, или в нелепых одеяниях; чаще всего являлся горбатый гном с резким скрипучим голосом, двигавшийся некрасиво и неуклюже".
Далее Уайтворт рассказывает, что в более зрелом возрасте он видел, как такие "волшебные" создания слетали с губ разговаривающих людей и что все их действия казались точным повторением чувств, заключенных в произносимых словах. Если за речами стояли добрые чувства, эти образы сияли неземной красотой; дурные чувства порождали чудовищ; скажем, ненависть — шипящих змей и темных, лютых демонов. Неискренние же слова вызывали к жизни фигурки красивые спереди и отвратительные и пугающие сзади, в то время как любовь творила образы в серебристых и белых тонах, дышащие красотой и гармонией.
"Я никогда не забуду, как стал свидетелем потрясшей меня до глубины души сцены, где искренняя верность встретилась с предательским двуличием. Прекрасная юная девушка прощалась со своим возлюбленным, отправлявшимся в далекое путешествие. При каждом её слове являлись сияющие феи; но с его губ слетали иные создания: та их сторона, что была обращена к девушке, казалась привлекательной и светилась улыбкой неумирающей любви, но обратная сторона их выглядела темной и дьявольской, распаленные змеи и красные раздвоенные языки высовывались из сложенных в жестокой усмешке губ, в вороватых, косых взглядах, брошенных из-под полуприкрытых век, плясали искорки коварной злобы. Маленькие фигурки с такой пугающей изнанкой постоянно менялись, изворачивались и прятались так, чтобы к доверчивой девушке была обращена только их сияющая и честная сторона, темная же оставалась скрытой от её взора. И если ореол ничем не замутненного света окружал благостную маску, завеса густого дыма висела, как полог из непроглядного мрака, над оборотной её стороной".32
Это описание совпадает с описаниями, данными другими людьми, чем доказывается, что мысли и чувства есть нечто вещественное,33 присущее воображению человека, и они могут воздействовать на его внутренний мир хорошо или дурно, и что необходимость контролировать свои мысли и желания не есть пустая формальность, а обосновывается вполне практическими соображениями. Тем же, кто отвергает подобные свидетельства и считает упомянутые здесь формы иллюзиями, можно напомнить, что не только эти, но и все формы — иллюзорны, что все они воплощают невидимые истины. В чистом свете разума все иллюзии в конце концов исчезнут, и истина явится — не скрытая в формах, но во всем блеске своего непорочного величия — удивленному взору духовно пробудившегося человека.
Но хотя такие формы есть проявления жизни, жизненная активность не свойственна им самим по себе. Они — результат воздействия мыслей человека на акашу, и их существование поддерживается жизненной энергией, которая поступает к ним от жизненного центра в человеке. Эти формы подобны теням, которые пропадают, когда иссякает питающий их источник света. После того как психическая деятельность человека, давшего им жизнь, прекращается или переключается на другое, они — рано или поздно — исчезают. Однако как тело человека не рассыпается сразу после того, как жизненный принцип покидает его, но разлагается быстрее или медленнее в зависимости от его плотности и силы сцепления молекул, так и астральные формы, созданные желаниями человека, могут развоплотиться спустя довольно долгое время. Они существуют, пока человек наполняет их жизнью и сознанием посредством своих мыслей и воли, и получив однажды определенное количество энергии, они могут продолжать цепляться за своего "родителя", хотя бы он и не желал их компании. Их жизнь зависит от него, и стремление выжить удерживает их у того источника, откуда они почерпнули свою жизненную силу. Если их отлучить от этого источника, они умрут, поэтому они вынуждены оставаться возле него и как фантом, сотворенный Франкенштейном, преследуют своих создателей и постоянно присутствуют рядом с ними, даже если те этого не хотят. Чтобы избавиться от них, тот, кто стал жертвой их преследования, должен направить все свои помыслы и стремления к другой, более высокой цели — тогда его мучители умрут от голода. Таким образом, духовный принцип каждого человека может стать его личным Спасителем: изменяя характер человека, он спасает его от последствий его грехов и своим чистым светом заставляет иллюзии, порожденные низкими стремлениями, таять, как тает снег под лучами солнца.
Элементальные формы служат своему создателю, фактически являясь его "я", и он может использовать их с добрыми или дурными целями. Любовь и ненависть могут породить субъективные формы — прекрасные или ужасающие; наполненные сознанием, они обретают жизнь и становятся способны исполнять всевозможные поручения во благо или во зло. Благодаря им маг может примешивать свою жизнь и сознание к личности того, на кого он желает воздействовать. Прядь волос, обрывок одежды, некий предмет, который человек носил с собой, дают магу возможность войти с ним в связь. Та же цель достигается и иначе, если к человеку попадает вещь, принадлежащая магу, поскольку во всём, с чем маг связан, будет присутствовать некая часть его самого, и эта часть создаст магнетическую связь между ним и тем, на кого он хочет влиять. Если астральная чувствительность его достаточно развита, расстояние не помешает ему увидеть того, с кем он связан; а будучи способен перенестись в своей астральной форме через пространство, он получит возможность предстать в этой форме перед своей жертвой, хотя бы та и не могла его увидеть.
Элементам, посылаемый магом, — сущностная часть его самого, и в случаях, когда жертва обладает качествами медиума, иными словами, когда составляющие её принципы не скреплены силами рассудка и воли, она оказывается беззащитной перед ним и может пострадать. Но и сам маг, если его астральная форма материализуется в достаточной степени (хотя и не настолько, чтобы стать видимой), становится уязвимым для физического воздействия, и когда астральная форма возвращается в физическое тело, на нем могут сказаться полученные ею увечья.34
Маг, который силой своей воли подчинил себе полубессознательные силы Природы, способен использовать их во благо или во зло. Беспомощный медиум, через которого проявляются оккультные силы, не может ни вызвать эти проявления по своему желанию, ни контролировать их. Ему не дано повелевать элементалами, напротив, они главенствуют над ним. После того как медиум сдается и теряет власть над своей душой, его тело становится орудием в руках астральных сущностей. Он безвольно сидит и ждет, пока элементалам заблагорассудится что-нибудь сделать; неосознанно он наделяет их своей жизнью и способностью думать, так что его мысли и мысли присутствующих находят свое отражение в этих астральных формах или делают их способными проявлять собственный интеллект.
Человек, сведущий в магии, перестает быть рабом этих сил, он повелевает ими силой своей воли. Он может намеренно вдохнуть в них жизнь, сознание и интеллект и заставить их исполнять то, что он пожелает; они подчиняются его повелениям, поскольку они — его часть. Спириты совершают то же неосознанно; они часто поют на своих сеансах, чтобы добиться согласованности, и знают, что чем большее согласие царит между участниками, тем яснее будут проявления. Объясняется это тем, что чем больше согласия в кругу, тем меньше остается личных чувств и меньше присутствие собственных "я" людей, соответственно, тем более безличностная сила и жизнь окажутся в их распоряжении, чтобы наделить жизнью и сознанием материализованные формы.
|
